18
вверх по обрыву, то тут, то там оплетая своими стебля-
ми перила лестницы. Никто его не вырывает, так как
любое растение, способное укрепить своими корнями
склон, пусть даже небезопасное для здоровья челове-
ка, имеет право здесь расти. Поднявшись наверх, я за-
шагал через высокую траву по направлению к дому.
Как и большинство домов в Напаусете, мой, выстро-
енный в конце XVIII века, считается настоящим образ
цом колониальной архитектуры. Еще недавно возле
входной двери красовалась бронзовая табличка, при-
крепленная там местным Историческим обществом,
но несколько лет назад свирепый северо-восточный
ветер сдул ее с фасада.
Дом Тимоти Вабаша.
Облупли-
вающаяся белая краска. Четыре перекошенные окон-
ные рамы. Покосившаяся крыша. Вид моего дома го-
ворит о запустении и хронической нехватке денег на
его ремонт. Проволочная дверь-сетка приоткрыта…
Другая дверь тоже… На верхней ступеньке крыльца
с остатками поблекшей зеленой краски лежит посыл-
ка. Почтальон всегда оставляет дверь приоткрытой,
хотя я уже сбился со счета, столько раз просил его не де-
лать этого. Последнее, что мне надо в этой жизни, —
перевешивать дверь, которая не отличалась правиль
ностью формы даже тогда, когда ее только сколотили.
Я ничего не заказывал по почте и не представлял, кому
могла прийти в голову блажь прислать мне что-то. Эно-
ла редко задерживалась на одном месте достаточно дол-
го, чтобы отправить мне что-нибудь посущественнее
почтовой открытки. Обычно открытки оставались
чистыми.
Посылка оказалась довольно тяжелой, надписанной
паучьим почерком, характерным для людей старшего
поколения. К этому почерку я привык, так как боль-
шинство посетителей библиотек — люди пожилого